Снежная смерть - Страница 24

После случившегося со мной я часто думала об этом мальчике. Мне повезло: у меня есть средства к существованию, у меня есть Иветт, крыша над головой, дядя. Я свободна, независима. Как переносила бы я свое увечье, оказавшись запертой в подобном Центре в окружении всяких милых Франсин? Ну, ну, Элиз, дорогая, что это у нас сегодня такие мрачные мысли? Согласна, дорогой Психоаналитик, но происходящее не располагает к веселью, хотя, конечно, я понимаю…

Ближе к вечеру звонит телефон. Лорье: исследование в лаборатории судебно-медицинской экспертизы подтвердило, что глаза, подброшенные в мой почтовый ящик, действительно принадлежали Соне Овар. Убийца вырезал их посмертно с помощью ножа для устриц, найденного на месте преступления. Отпечатков пальцев нет.

Снег больше не идет. Курорт залит ярким солнечным светом, и кажется, что с хорошей погодой вернулось и спокойствие. Больше никаких звонков, никаких зловещих «подарков», никаких изуродованных трупов. Два дня покоя. Я наслаждаюсь ими, вдыхая полной грудью свежий и сухой воздух. Ветви елей шелестят на легком ветерке. Я начинаю эгоистично надеяться, что убийца отправился в другие края.

Я сижу на террасе, нависающей над главной улицей, под моими ногами — крыши деревенских домов. Доносятся приглушенные звуки. С карканьем пролетает ворона. Мартина завернула меня в плед из шотландской шерсти, так, что только нос торчит.

— Ах, видели бы вы, какой прекрасный сегодня день! — сказала она, уходя. — Просто рай земной!

Через приоткрытую застекленную дверь гостиной позади меня я слышу оживленные восклицания Иветт и Франсины, предающихся общей страсти — игре в рами. Они играют каждый день допоздна. Утром я угадываю, кто выиграл, по ликующему или раздосадованному голосу. Сейчас Иветт везет, она кудахчет от удовольствия.

Ян увел ходячих пансионеров на прогулку вдоль холмов. В программе прогулки — игра в снежки и катание на санках.

Летиция и Жюстина пошли в сауну. Они предложили мне составить им компанию, но я отказалась. Никакого желания задыхаться между деревянными досками. Хочется свежего воздуха и солнца. Хочется представлять себе острые сверкающие горные пики, летающих ворон, зайца, бегущего среди заснеженных склонов. Если я как следует сосредоточусь, я почти что вижу их!

Шаги. Кто-то поднимается по лестнице, ведущей на террасу. Уже Мартина? Тень на моем лице. Ищу блокнот, надо сказать Мартине, что я хочу еще немножко посидеть на воздухе.

— Почему ты не любишь меня так сильно, как я тебя?

О, нет! Меня словно ударили ножом в живот. Я сжимаюсь, сердце колотится. Иветт и Франсина так близко, за занавесками. Они могут его увидеть. Он не попытается ничего сделать, нет. Мой блокнот!

«Чего вы хотите? Кто вы?»

Смешок, гадкий смешок испорченного ребенка.

— Чего я хочу? Тебя. Кто я? Я — это я. Ты и я, мой ангел, мостик между Добром и Злом.

Можно подумать, он рассказывает выученный наизусть текст. Невозможно — чувствовать его так близко и не знать, что уготовили мне его руки. Снова шепот:

— Тебе понравились мои подарки?

«Нет».

Пока я пишу, я слышу его частое дыхание, ощущаю его щекой, от него исходит странный пряный запах. Это перец!

«Зачем вы убили этих девушек?»

— Зачем светит солнце? Зачем приходит ночь? Ты задаешь идиотские вопросы.

Его голос становится жестче:

— Думаю, ты дура. Думаю, что я ошибся в тебе. Думаю, мне придется полюбить кого-нибудь другого, — заключает он с очевидным ликованием.

Шепот становится быстрее, его губы касаются моих, я чувствую неприятный запах из его рта и не могу сдержать отрыжку. Его рука хватает меня за волосы, как лапа хищника.

— Ах ты, маленькая дрянь! Думаешь, тебе все позволено? Да ты ничто, кусок мяса на коляске! А я жру мясо!

Чувствую, как все мое тело покрывается холодным потом. Неужели Иветт не может поднять голову от своего рами? А Мартина, почему бы ей не прийти сюда, напевая? Сердце бьется так сильно, как будто вместо него в грудь вставили барабан.

Что-то холодное касается моего лица. Я сразу понимаю, что это: нож. В прошлом году мне уже довелось испытать подобное, я знаю, каково это, когда рассекают твою плоть. Я знаю, что такое боль. Я знаю, что такое страх. Я знаю, что такое ненависть. Ненависть и злоба поднимаются во мне, почти заглушая страх. Но я не могу ничего сделать. Лезвие приставлено к моему горлу. Я задыхаюсь от его вонючего дыхания. Он убьет меня? Зарежет в этот прекрасный зимний день?

Мое кресло сдвигается вперед. Лезвие по-прежнему прижато к моей сонной артерии. Куда он везет меня? Страх вновь и вновь сжимает сердце. Если он похитит меня, я буду в его власти, во власти типа, который распинает женщин или насилует их электродрелью.

Он толкает меня вперед. Значит, не к лестнице. Нет. К пустоте. Он скинет меня с террасы, я разобьюсь на дороге. Кресло замирает. Ветер усилился. Лезвие отодвигается.

— Знаешь, что такое прыжок ангела, лапочка? Ты будешь прекрасно смотреться!

Я умру. Я умру через несколько секунд. Как глупо, в десяти метрах от Иветт! Я разобью голову об обледеневший асфальт. Из-за этой мрази! Я закидываю назад здоровую руку, пытаюсь схватить его, но он только хихикает.

— Считаю до трех, ангел мой! Раз…

Нет, нет, это неправда!

— Два…

Я не хочу! Это слишком глупо!

— Ррррр…

Глухое, низкое, страшное ворчание. Это он? Удар в спину, сдавленный крик. Что, неожиданно вернулась Мартина? Я нажимаю кнопку «назад» на кресле, натыкаюсь на что-то на полу, ворчание становится громче, собака, это собака! А потом собака издает стон. Быстрые удаляющиеся шаги. Собака жалобно лает.