Снежная смерть - Страница 10

Я спрашиваю себя, часто ли она вспоминает время, когда могла нормально владеть ногами. Ей было пятнадцать лет в момент аварии, сказала мне Иветт — она уже знает практически все о прошлом больных, потому что подружилась с Мартиной. Они даже обмениваются рецептами картофеля, запеченного в сливках. Картофель, запеченный в сливках, — это один из камней преткновения между домохозяйками. Он может стать причиной страшных ссор! Попробуйте-ка приготовить его, если вы пригласили к обеду лучшую подругу. Она скорее умрет, чем признает, что вы готовите его лучше. И лучше не думать, что случится, если ее муж скажет с полным ртом: «Видишь, милая, вот как надо готовить картошку в сливках!». Мне-то легко думать о таком трагическом случае разногласия между подругами, мой бывший, Бенуа, это блюдо ненавидел. Что до Тони, я не знаю. Тони все равно, что есть. К тому же, поскольку мне так трудно общаться посредством записок, мы избегаем обсуждать незначащие темы.

— Собака!

Это кричала Магали, она явно возбуждена. Иветт рассеянно поддакивает.

— Собака, собака, собака, собака!

— Да, тут много собак, мы видим, — соглашается Иветт. — Садись, ты можешь упасть.

— Собака! Большая собака!

— Магали, перестань шуметь! — ворчит Ян, повернувшись к ней.

— Маг, успокойся, посмотри, какой снег, — ласково говорит Летиция.

— Ах, я поняла! — вступает Иветт. — Она говорит вон о той большой черной собаке, о Лабрадоре!

Лабрадор? Уж не тот ли, что поздоровался со мной вчера утром у магазина… Но вряд ли его хозяйка в мини-юбке станет выгуливать его в лесу!

Но Иветт трясет меня за руку:

— Это собака той девушки, из ночного клуба! Ну, знаете, большая, черная. Но девушку я не вижу…

Отчаянный лай.

— Да что с этой собакой? Она бежит прямо к нам! Ой-ой, а тут эти хаски, вот сейчас…

Иветт не успела закончить фразу, а хаски уже завыли и натягивают постромки; Лабрадор бежит рядом с нами и оглушительно лает.

— Пошел вон! Пошел вон! — надрывается Ян.

Щелканье кнута, надеюсь, не по спине Лабрадора. Ох, как же меня раздражает невозможность увидеть и спросить, что происходит!

— Собака! Иди сюда! — кричит Магали.

— Тихо ты! Замолчи! — внушает ей Летиция.

— Ав! Ав! Ав! — распевает Кристиан.

— Меня тошнит, — стонет Жан-Клод сзади нас.

— Сейчас опрокинемся, — пророчествует Иветт, хватая меня за руку.

И точно, я чувствую, как санки кренятся набок.

И вдруг что-то огромное падает мне на колени, у меня даже дыхание перехватило. Все кричат, санки все-таки не опрокинулись, большой шершавый язык лижет мое лицо, а хаски просто безумствуют.

— Собака! — удовлетворенно говорит Магали.

— Нет, ну что за мерзкий пес! — констатирует Ян, останавливая упряжку.

— Осторожно, Магали, не трогай его за шею, он, может быть, злой! — заклинает Иветт.

— Добрый, — возражает Магали, — он меня любит.

— Судя по всему, ты права, — вздыхает Ян, а в это время хвост Лабрадора, повернувшегося, чтобы облизать Магали, весело хлещет меня по лицу.

Собака переходит от одного к другому, и вот уже пятидесятикилограммовый Лабрадор всеми четырьмя лапами прыгает по нашим животам с громким лаем, что вызывает определенное замешательство.

Потом раздается встревоженный голос:

— Тентен! Тентен! Где ты? Ко мне! Рядом!

Мощное «гав», последнее сотрясение, и Тентен удаляется, а вдогонку ему несутся злобные завывания хаски.

— Вы не должны спускать собаку с поводка, у нас могли быть неприятности, — в бешенстве кричит Ян.

— Извините, он обычно не убегает. Наверное, узнал эту даму, — добавляет голос, уже ближе, все такой же нежный и грустный.

— Вы дружите с этой собакой, Элиз? — спрашивает Ян не без сарказма.

Я, конечно, ничего не отвечаю.

— Мы познакомились вчера утром у магазина, — объясняет Иветт.

— Мне правда очень неприятно, — говорит нежный и грустный, такой женственный голос.

— Ничего страшного…

Ну-ка, ну-ка! Интонации Яна изменились. Раздражение куда-то улетучилось. Из этого можно сделать вывод, что на обладательницу голоса приятно смотреть.

— Я вас не узнал, — продолжает Ян. — У вас все в порядке?

— Вы так считаете? — отвечает девушка, что кажется мне весьма странным. — Пошли, Тентен, — говорит она собаке, — мы уходим! До свиданья!

Конец эпизода «нападение дикарей». Начало комментариев. До того, как мы трогаемся с места, слово «собака» звучит не менее трехсот пятидесяти восьми раз.

Почему она сказала: «Вы так считаете?» Что, Яну известно, что у нее не все в порядке? Или что-то будет не в порядке? У нее рак? Это могло бы объяснить грусть в ее голосе.

— Вы с ней знакомы, Ян? — спрашивает Иветт.

— Немного. Она работает в «Мунволке».

— Да, мы знаем, — отвечает Иветт, а потом пускается в длинные рассуждения относительно безмозглых барменш. — Вот, к примеру, кузина моей матери, которая работала в одном доме в Барбесе…

Я пытаюсь сосредоточиться на скрипе полозьев, на чуть слышном шорохе снега, падающего с перегруженных веток. Мне нетрудно сосредоточиться на этом звуке, ведь только что мне на голову свалился целый сугроб. Иветт меня отряхивает, а Магали хохочет. Кристиан зловеще бормочет «снежн' человек, снежн' человек». Что за чудесная прогулка!

Но, как все хорошее на свете, она заканчивается, и мы возвращаемся на стоянку. Гордые путешественники выходят из саней, Ян поднимает меня и без малейшего усилия переносит в кресло. От него пахнет одеколоном, а о мою щеку трется колючий подбородок. Надо признать, это весьма приятно. Психоаналитик ворчливо грозит пальцем, шепча: «Тони», а я возражаю Психоаналитику, что в его задачи входит не взывать к моей совести, а преданно анализировать все, что со мной происходит.